Я очнулся. Возвращение сознания ознаменовалось мельканием мыслей и обрывков воспоминаний. Они мельтешили вокруг и, сталкиваясь, весело позвякивали. Это было здорово.

Чтобы вспомнить, что я принадлежу к виду homo sapiens, что я мужского пола, что мне тридцать восемь лет и у меня есть трехлетняя дочь, пришлось напрягать память. Мысли будто опьянели от обретенной свободы и танцевали у меня в голове, а я все пытался их утихомирить и успокоить…

Я открыл глаза.

Вокруг плавал мрак, огибая темные контуры шкафа и двери; лишь из-за гардин пробивался мягкий лунный свет. Это подействовало умиротворяюще, и я снова прикрыл глаза.

Совершенно непонятно, почему, но я никак не мог вспомнить последние события, хотя знал, что они чрезвычайно важны. Я нахмурился, помассировал виски, и это немного помогло. Тут же вспомнил, что я - тот самый генетик, который недавно согласился участвовать в эксперименте по ноокопированию… И вот, эксперимент позади, и я лежу в заранее приготовленной для меня палате. Интересно, как прошел эксперимент? Как поживает мой двойник?

Но я не стал искать ответы на вопросы тотчас же. Мне просто очень хотелось спать. Мысли превратились в размытые кляксы и мутные пятна, прекратили хоровод и улеглись по полочкам, после чего сознание растворилось в ночной тишине...

Меня разбудил скрип двери. Открыв глаза, я увидел своего коллегу и старого друга - Маркоса Калаверу. Высокий смуглый шатен с чеканными чертами, смягченными неизменно дружелюбным выражением лица. Было в нем нечто притягательное… Его дару завораживать собеседника я втайне всегда завидовал. Впрочем, была в Маркосе эдакая манерность, неестественность. Невыразительность мимики он компенсировал быстрыми и плавными движениями, отчего напоминал ловкого циркача, выступающего перед публикой.

Поверх пиджака Маркос накинул зеленый хирургический халат, но, как ни странно, даже в этой одежде он выглядел, будто на параде.

Зайдя в палату, Маркос улыбнулся. Первым делом он сказал:

- А мы уже заждались, когда ты очнешься! Привет, Алекс.

- Привет, Марк. Присаживайся, пожалуйста.

Он подхватил стул, стоявший в углу, и уселся возле кровати.

Я спросил:

- Ну, рассказывай, все в порядке?

- Эксперимент прошел, как по маслу, - усмехнулся Маркос. - У нас не возникло никаких проблем.

- Ну а мой клон?

- О! К нему я уже заходил, и, представь себе, вас просто не отличишь! Впрочем, меня сейчас больше интересует, как твое самочувствие? Кажется, у тебя сработал эффект Винсдора.

- Чувствую себя просто прекрасно! - я всласть потянулся. - Правда, тело слегка онемело.

- Еще бы! Ты не приходил в себя целую неделю. Во вторник звонила Елена, интересовалась, как ты.

- Во вторник? А сегодня что?

- Сегодня уже четверг.

- А я-то думаю, Марк, чего так есть хочется!

- Ага, сейчас будет, - Маркос снова усмехнулся и вышел ненадолго из комнаты, чтобы распорядиться о завтраке.

Вернулся он уже не один. Вошел и Сэм Бюве, наш главный генетик, и еще двое моих коллег, которые разрабатывали проект ноокопирования.

Маркос раздвинул гардины, и яркий благословенный свет пролился в комнату, придавая ей золотистый оттенок. Все вокруг сверкало от счастья.

Меня спрашивали о моем самочувствии, проверяли пульс и рефлексы, заглядывали в зрачки, отчего я слегка развеселился. Просто обычная процедура, не имеющая особого значения.

К тому времени, как меня закончили обследовать, прибыл поднос с завтраком. Я смаковал каждый кусочек, аккуратно пережевывал и с упоением проглатывал. При этом я все пытался понять, почему мне так хорошо.

Наверное, дело в славе. Отныне мое имя навсегда запечатлелось на гранитной сетчатке истории, а может, я просто всегда мечтал о брате. Теперь в мире живет еще один Александр. И мне он даже ближе, чем брат, — мой двойник, наделенный идентичным моему складом ума. Он сейчас наверняка так же счастлив, как и я.

Повернувшись к Маркосу, я спросил:

- Расскажи мне поподробнее о двойнике.

- Он бодр и свеж, в общем, как и ты. Тоже светится от счастья, будто лампочка, постоянно спрашивает, как ты поживаешь.

- И что ты ему отвечаешь?

- Что ты пришел в себя, что спрашиваешь о нем, что ты тоже очень счастлив, - Маркос пожал плечами. Я заметил, что ему стало немного скучно вести этот разговор, но не мог заставить себя остановиться. И я задал вопрос, который волновал меня больше всего:

- Александр-Второй, надеюсь, не подозревает, что он клон?

- Нет, с этим все в порядке, не волнуйся. А мне уже пора идти. Если тебе вдруг что-нибудь понадобится, вот кнопка вызова.

Маркос решительно направился к двери, но на пороге я его окликнул:

- Подожди. Когда я смогу увидеть Елену с дочкой?

- Пока это, к сожалению, невозможно. Программа позволяет пропускать к вам обоим лишь определенный круг людей, ты сам все прекрасно знаешь.

- Черт побери, Марк!

- Извини, приятель. Пойми, это зависит не от меня.

- Хорошо. Тогда я хотел бы повидать Алекса-Второго.

- Он тоже хочет тебя видеть.

Я вздрогнул. По программе рассчитано, что мы встретимся лишь дважды: один раз нам позволят посмотреть друг на друга через стекло, второй раз, уже через определенный промежуток времени, нам дадут поговорить. Мне не терпелось увидеть его. Александр-Второй, безусловно, испытывает то же самое.

А потом мне стало немного грустно. Он будет считать меня своим клоном, а мне придется ему подыгрывать, и равные дружеские отношения у нас, скорее всего, никогда не сложатся.

Программа предусматривала, что нас с Александром-Вторым длительное время будут содержать под присмотром, и я это знал. Однако точно сказать, когда же кончится заточение, никто не мог или не хотел.

Единственное развлечение, которое помогало коротать время - это психологические тесты, которые мне приносили каждый день. Психологи не уставали сравнивать мои ответы с ответами моего двойника. Сначала тесты действительно казались интересным времяпрепровождением, но потом все же сильно прискучили. Слепая эйфория прошла, и наступила скука.

Ежедневно я совершал прогулки на свежем воздухе. Меня неизменно сопровождал молчаливый и необщительный тип внушительных размеров, больше напоминавший охранника, нежели санитара. Когда мы возвращались с прогулки, он садился в коридоре на стул возле моей двери и приступал к чтению газеты.

Маркос все время передавал от Елены гостинцы и книги, но чтение, обычно мое любимое занятие, теперь стало в тягость. Монотонно жуя крекеры, я думал об Александре-Втором, злился на программу и тех, кто ее разработал. Меня, конечно, предупреждали, что какое-то время придется провести в стационаре, но тогда мне это казалось пустяком.

Теперь я начал маяться. Однажды зашел Маркос, и я попросил его принести мою рукопись. Я уже около года писал монографию о торсионных полях и их воздействии на ДНК человека, а теперь собирался продолжить свою работу. Я был очень удивлен, когда вместо оригинальной рукописи мне передали ксерокопированную.

- Это еще что значит? - спросил я.

- Твоя книга… - Маркос смущенно пожал плечами.

- Да, черт побери, я узнал, это моя книга! Но почему мне дали только копию? Оригинал что, у клона?

- Нет, Алекс, что ты, вы оба получили ксерокопии, - устало улыбнулся Маркос. - Если я дам оригинал тебе, то твой клон почувствует себя ущемленным и ненастоящим.

- Марк, черт побери! По какому такому праву вы вообще дали мой труд моему двойнику? Ты понимаешь, что это значит?! Теперь себя чувствую ненастоящим я! Откуда мне знать, вдруг он получил оригинал…

Я посмотрел на стопку ксерокопированных листов, которые принес Маркос. Отличная копия. Сначала даже трудно понять, что это вовсе не оригинал. Обычно, когда я пишу, я сильно нажимаю на ручку, отчего листы продавливаются с обратной стороны; эти же были гладкими и вроде как новыми.

- Алекс, - усмехнулся Маркос. - Мы-то оба знаем, что настоящий - ты.

- Может быть, и я, - тихо сказал я. - Эффект Винсдора способен действовать и в обратную сторону, не так ли, Марк?

- Но как насчет иовицирования белков? Задумайся о своих ощущениях. Если бы ты был клоном, разве не было бы структурной ломки?

- А у Алекса-Второго она была?

- У него - да. У тебя нет.

- И все же это ничего не доказывает. Чистая теория. Скажи, если бы…

- Алекс, послушай…

- Но все же…

- Алекс, - Маркос нетерпеливо вздохнул, словно разговаривал с маленьким ребенком. - Чего конкретно ты от меня хочешь? Чтобы я отобрал у него твою рукопись?

- Я хочу видеть Елену и Катюшу. Ты меня понимаешь, Марк? Что я, не могу видеть свою жену и дочь? Что я, права не имею? По программе они уже должны были навестить меня на прошлой неделе.

- Курс психологического тестирования был продлен в последний момент. Тебе, значит, не успели сказать. Но я сделаю все возможное, чтобы ускорить ваше свидание, - пообещал Калавера. - Все, чао. Зайду попозже.

И вышел.

Я опустился на подушку и хмуро посмотрел на раздуваемые сквозняком гардины.

У Маркоса такое хорошее чувство юмора, а тут - бац! - стал вдруг доказывать, что я не клон. А вдруг я и есть клон? Кто меня убедит, что нет? Память-то до момента копирования у нас обоих одинакова, кто клон, а кто нет - не отличишь. Вдруг Александра-Первого уже давно отпустили, а меня, клона, тут держат?

Да нет, не может такого быть. Первый Александр — я. Скука проклятая, лезет во все щели, пытается уесть.

Я усмехнулся своей глупости от ума, встал и закрыл окно, будто это могло оградить меня от скуки.

А на следующий день пришли Елена с дочкой. За время, что я их не видел, они совсем не изменились, да и не могли измениться. Елена все та же огненно-рыжая красавица с разноцветными глазами: один карий, другой изумрудный. Улыбка на ее лице жила собственной жизнью — то расползется от уха до уха, будто змейка, то скромненько так сожмется. Катя — глазастый бесенок с пухлым ангельским личиком. Шекспир говорит: ищите продолжение жизни в своих детях. Что ж, эти любопытствующие глаза точь-в-точь, как у меня в детстве.

Елена поцеловала меня в щеку и села на стул. Катя стояла позади матери, наблюдая за мной исподлобья.

- Катюша, а ты чего? - удивился я. - Неужели совсем не соскучилась?

Дочка выглядела так, будто пыталась решить очень сложный ребус, а я тем временем ждал, что она бросится мне на шею.

- Ты не представляешь, что она мне за ужином сказала, - Елена улыбнулась. - Она спросила, не бросил ли нас папа. Хотя я ей все объяснила, она не поверила. И теперь дуется.

- Катюша, - сквозь смешок сказал я. - Почему это ты так решила?

Она уже собиралась мне ответить, но Елена ее зачем-то перебила:

- Алекс, ты же сам знаешь, как эти дамочки сплетничают в детском саду. Наверное, пришли к общему мнению, что мужики рано или поздно всех бросают.

- Не слишком ли мудро для трехлетней девочки? - усмехнулся я, притягивая Катю к себе. Она, к счастью, не стала вырываться, хотя я уже внутренне к этому приготовился.

- Как вы поживаете?

Елена смахнула с глаз челку и лучезарно улыбнулась, после чего сказала:

- У нас все хорошо, как обычно. Расскажи о себе.

- А я дурью маюсь, - ответил я. Странно, но все сильней и сильней ощущался холод, исходящий от Елены. Меня подмывало задать ей вопрос прямо в лоб, но я тут же себя остановил. Если я и в самом деле двойник, то действовать надо умно и обдуманно. Интересно, они уже навещали другого Александра?

- Наверное, уже все прочел, что я приносила? — спросила Елена.

- Да нет, даже не притрагивался. В основном просто валяюсь на кровати и размышляю о прожитой жизни, - я натянуто улыбнулся.

- Любимый, далеко еще не прожитой. Ты у меня еще в самом расцвете сил.

- Жизнь только начинается, угу? - подмигнул я ей.

Елена растерянно на меня взглянула и принялась теребить свою сумочку.

Дальше мы обменялись отменно скучными фразами в том же духе, пока в дверь не постучали.

- Вы извините, что я прерываю вас, но время закончилось, - в дверь просунулась улыбающаяся голова Маркоса Калаверы.

- Как закончилось? - рассерженно спросил я. - Мы не проговорили и пяти минут!

- Алекс, дольше пока просто нельзя. Ты ведь и сам все понимаешь.

О да! Я все прекрасно понимаю!..

- Что ж, тогда… До свидания, дорогой, - Елена снова поцеловала меня в щеку. При Кате она меня иначе никогда не целует. - Извини, что мы так ненадолго зашли. Мы постараемся придти еще.

- Было бы хорошо, дорогая. Пока, Катюша.

Я заглянул в большие карие, не умеющие лгать глаза дочери, но прочел только детское недоумение. Даже не недоумение, нет… Растерянность? Словно девочка пыталась понять, что она видит - обычную кошку или заколдованное чудище. Мне хотелось бы знать самому, кого она сейчас видит, но в глазах Катюши я ничего толкового прочитать не сумел.

Подняв ручку, она неуверенно проговорила “ата, ата”, и скрылась вместе с Еленой за дверью.

Мысли в голову лезли отвратные. Совершенно не хотелось в них копаться, но иного способа разобраться в себе и окружающих не было. Мне хотелось понять, настоящий я или же нет.

Меня немного удивил странный быстрый уход Елены с Катюшей. Почему она извинилась передо мной? Разве это ее вина, что у меня “график”? Может, она чувствует себя виноватой, обманывая меня, вдруг я и в самом деле не ее муж, а клон? Даже дочка почувствовала, не подошла и не поцеловала. А может, бред это все? Скорее всего - это маленький детский протест на исчезновение папы. Нет, не могу я быть клоном.

Черт побери, я, наверное, идиот, внушающий себе спасительные иллюзии! Клон, клон я! Рукописи мои мне не дали, еще бы, дадут они клону рукописи! Я всего лишь жалкая пародия, слепок, копия, дубликат. Тень, обретшая плоть и кровь. Все это не мое: ни эта память, ни эти вкусы, ни Елена, ни Катюша, ни даже этот мир. Я лишний, что бы они там ни говорили. Ясно как Божий день.

Я скорчился на кровати и зарыдал. Да, именно так. А как иначе, я ведь родился несколько недель назад, я еще совсем ребенок, которому тоже нужно порой выплакаться. Проклятье, Алекс, почему ты такой дурак?! Почему ты не сообразил, что твой клон будет страдать, когда узнает правду?! Ты думал только о себе. Желал известности, боялся забвения.

Я попытался обвинить во всем настоящего Алекса, но у меня не получилось. Обвиняя его, я обвинял себя. Все его мечтания об этом проклятом эксперименте были моими мечтами, и сколько бы я ни старался, все сводилось к моей вине. Тогда я со злостью стукнул кулаком об стену, к сожалению, это не помогло, и я разозлился еще больше. Они меня “сотворили”, подонки! Все такие умные и взрослые, считают меня за идиота. И теперь только и делают, что обманывают. Врут. Улыбаются.

Я уже не сопротивлялся разбухающей во мне ненависти. Теория там была, теория… Мол, клоны агрессивнее оригиналов… Сволочи, вот вам ваша теория!

Кажется, я всегда боялся стать зверем. Боялся ожесточиться, стать грубым, приобрести острые углы. Впрочем, этого боялся не я, а Александр. Даже сейчас, когда одна за другой обрывались ниточки моих привязанностей, извиваясь колючей проволокой, мне было страшно. Я чувствовал, что начинаю отталкиваться от окружающих, ненавидеть их, и страшился того, что рад этому превращению.

Я знал, что они держат под контролем мои эмоции, и узнают, если я стану опасным. Ритм сердечных сокращений, прерывистость дыхания, сухость кожного покрова, - им все известно, ведь в меня вживлены считывающие устройства. Вдруг я ощутил себя совсем голым. У меня не было не только свободы и индивидуальности, но даже скрытых переживаний; для целой своры профессоров они тут же становились рабочим материалом. У меня не было ничего своего, только ненависть.

Я взял себя в руки и попытался успокоиться. Даже улыбнулся немного, но улыбка вышла кривой и неестественной; я вдруг понял, что скрыть настоящие эмоции не удастся. И черт с ними, плевать. Я почему-то вдруг представил себя голым, одиноким, распятым в центре огромной площади; мимо проходили люди и глядели на меня шершавыми колючими глазами. Эти взгляды казались мне оплеухами.

Густые тени ползли по стенам, обволакивая комнату ядовитой ненавистью.

Я ненавидел. Я обладал большими правами жить, большими, чем каждый из них. И я жил. И я существовал. Так и заснул в пределах своего мира.

На следующий день тестов никто не приносил, видимо, решили дать мне передохнуть. А может быть, поняли, что я не в очень-то хорошем настроении и не рискнули побеспокоить… Этот день я провел-таки за чтением книг, которые мне передавала Елена. Мне хотелось отвлечься от пустоты внутри. Нужно было ее чем-то заполнять, пока не подвернется удобный случай для побега, так как бежать я собирался в любом случае. В два зашел Маркос и сообщил, что сегодня в шесть мы с Александром увидимся. Нам дадут три минуты. Мы сможем посмотреть друг на друга через стекло.

И я ждал. Наконец явился Калавера, мы вместе покинули палату, и в коридоре к нам присоединились еще несколько человек. Раньше я их знал, но теперь не мог вспомнить ни одного имени.

Каждый день, отправляясь на прогулку, я проходил по этому коридору, но не обращал внимания на детали. Теперь, когда мне в голову пришла мысль о побеге, я старался не упустить ни одной мелочи. Хотя это был третий этаж, лифта я нигде не заметил. Скорее всего, он находится в другом коридоре, за теми вот полупрозрачными дверьми. На этой скамейке может сидеть еще один охранник. Здесь опасный поворот. Если кто-нибудь выйдет и увидит, как я крадусь… Нужно идти вдоль этой стены, тогда меня вряд ли заметят, даже если выйдут отсюда.

Провожатые отперли металлическую потускневшую дверь, и мы оказались в тесном коридорчике. Затем попали в какое-то сумрачное помещение, и я остался один. Дверь за мной захлопнулась.

В этот момент вспыхнул свет. Я находился в небольшом помещении, стоя лицом к зеркальной стене, и видел свое отражение… Нет, не отражение… Я видел второго Александра.

Он тоже смотрел на меня. И улыбался.

Проклятье! Я вспомнил, как представлял себе эту встречу. Мы стоим друг против друга, и я ему улыбаюсь. “Здравствуй, брат. Ты меня не слышишь за этой долбаной стеной, но я хочу сказать, что я люблю тебя”. Губы Александра шевелились. Будь я проклят, если он говорит мне что-нибудь иное! Мне хотелось подойти, ударить по стеклу кулаком и заорать: “Пошел ты к черту, брат! Я вижу в твоих глазах лишь отцовскую заботу, черт бы тебя побрал!”

Я почувствовал озноб. Но в комнате было довольно тепло, и я понял, что холод исходит из меня. Я смотрел на себя, просто стоящего немного в другой позе, и понимал, что мы - не два индивидуума, что никакие мы не братья и даже не друзья или враги. Мы - единое целое. Нас связывало все. Он был настоящим, или настоящим был я, это уже не имело такого значения, как пять минут назад. И мне снова стало страшно. С каким-то странным невозмутимым отчаянием я пытался отыскать былую ненависть, но так и не нашел… Она испарилась вместе с холодом.

Я неуверенно улыбнулся. Мы слишком много значили друг для друга, чтобы ненавидеть. Остались только ожесточенность и убежденность в том, что клон - это я. Так мы смотрели друг на друга, думая об одном и том же, пока не погасили предательский свет.

Я все время пытался себя разозлить. Мне было плевать на считывающие устройства, хватало собственных проблем. Мало того, запутавшись в своих эмоциях, я еще и не знал, кого мне теперь ненавидеть. Вначале злобу я обрушил на другого Александра, но теперь уже не мог воспринимать его как врага. Но кого-то ненавидеть было надо, и я решил ненавидеть Маркоса. Врун, подлец. Так вдохновленно по-дружески со мной разговаривал, даже голос не дрожал.

А Елена?.. Она ведь знала, кто я?.. А Катюша? Знала или чувствовала?

Впрочем, кто я им такой, чтобы они любили меня, уважали меня, не лгали мне? Только один человек не имел права врать, только один значил для меня все. И он где-то рядом, скорее всего, даже в этом блоке. Предполагается, что мы будем изолированы друг от друга, но мало ли что там предполагается?..

Может быть, Александр уже давно на свободе, хотя я сильно в этом сомневался. Не знаю, как, но я чувствовал его присутствие.

…Я медленно сел за стол. Мы с Александром были одни в комнате, но все же знали, что разговор записывается, к тому же из угла смотрела видеокамера. Эксперимент, сами понимаете. В любом случае, я уже давно ждал этой встречи. С того, первого раза, прошла неделя.

- Здравствуй, - сказал я.

- Здравствуй, - эхом отозвался он.

Мы молчали около минуты, потому что нечего было сказать, мы знали все друг о друге. Но я имел кое-что про запас. Меня не волновало, что несколько десятков человек сейчас сидит в невидимой студии, впитывая наш разговор через наушники. Что психологи с жадностью ловят каждое наше слово и заносят в свои блокнотики краткие пометки.

- Я не знаю, кто из нас настоящий, - наконец отважился я.

- Я тоже, - кивнул Александр и улыбнулся.

- Как у тебя монография пишется?

- Я уже почти закончил. Осталось написать вывод. А ты?

- А я почти не приступал. Тебя навещала Елена?

- Навещала, а тебя?

- И меня навещала. Александр, они говорят нам обоим, что мы настоящие.

- Значит, они врут одному из нас.

- Значит, мы должны выяснить правду.

- Как ты собираешься сделать это?

- Я пока не знаю. Время покажет.

- Будет слишком поздно. Я боюсь, что я - твой клон.

- Пожалуй, я не буду повторяться.

И мы рассмеялись. Он смеялся легко. Как свободный человек, не имеющий никаких комплексов, никаких тревог. Мои же подозрения сделали меня злым и раздраженным. Знание того, что ты всего лишь копия, сильно действует на нервы.

Пожалуй, Александр был единственным человеком, кто меня не раздражал, и я даже не испытывал ревности к Елене и Кате. Не знаю, почему. Все у меня в душе вывернулось наизнанку. Вот мы сидим за одним столом, смотрим друг на друга и наблюдаем за собственной мимикой со стороны.

- Это, кажется, наша последняя встреча.

- Боюсь, что так.

- Тогда помолчим.

Мы смотрели друг на друга, и, когда открылась дверь, я вздрогнул.

Перед выходом я помахал Александру и глянул в объектив видеокамеры, которая висела в углу. Почему-то захотелось ухмыльнуться, но в последний момент я все же передумал.

Ночь осторожно кралась по комнате. Звезды выглядывали из-за облаков, свет капал в окошко, сливаясь на стенах в световые лужи, и ветер отзывался на них прозрачной рябью.

Я выкрутил прут из спинки кровати, подошел к двери. С той стороны донеслось шуршание газетных страниц. Я рванул дверь на себя.

- Мистер… - договорить охранник не успел. Я обрушил свое орудие на его макушку. Нелегкая это работа, стеречь человека и быть идиотом. На всякий случай я ударил еще несколько раз: кто знает, насколько этот громила крепок…

Прикрыв дверь, я пошел по коридору. Впереди раздались чьи-то шаги, и я свернул в стенную нишу, спрятавшись за ветвями стоявшей там пальмы. Без малейшей нервозности, впрочем. Пульсирующий в крови адреналин добавил мне азарта, но не страха. Вскоре шаги стихли в конце коридора. Я тут же направился дальше, вдоль многочисленных дверей, скамеек, картин, ниш, прислушиваясь к каждому звуку. Когда Александра уводили после нашей последней встречи, его повели направо… Так-так.

Вдруг дверь передо мной отворилась. На мгновение я в нерешительности застыл, но тут же замахнулся прутом… И увидел Александра. В руке он держал точно такой же прут, как и я.

- Ты… - Александр запнулся. - Кажется, мы искали друг друга?

- Именно так. Теперь самое время сматываться.

Он в замешательстве посмотрел на меня, затем вдруг сказал:

- У тебя седина пробивается.

- Странно, - я ладонью пригладил волосы. - Вчера еще не было. Впрочем, к черту ее. Лестница - там.

- Надеюсь, не нарвемся на охрану. Что-то не горю желанием прутом махать…

Я посмотрел на Александра, на его прут, и промолчал.

Лифтом мы пользоваться не стали, чтобы не попасться на глаза дежурному в вестибюле. Поэтому мы спустились по лестнице к черному ходу. Аккуратно отворили дверь в коридор, и, никого не увидев, крадучись преодолели несколько метров. Я уже решил, что нам сопутствует удача, когда все вокруг вдруг раскололось от заунывного гласа сирены. Я почувствовал, как мой брат напрягся. В следующее мгновение мы обернулись и увидели двоих вооруженных пистолетами охранников.

- Не двигайтесь, - проорал один из них, перекрывая сирену. У него нервно подергивалась левая скула, и я решил не шутить.

Тут откуда-то выбежал Сэм Бюве (черт знает, что он делал здесь в это время). У него лихорадочно бегали глазки, они уже давно вылезли бы из орбит, если бы не очки. Когда он увидел нас, у него начала медленно отваливаться нижняя челюсть, но в этот момент отключенная сирена умолкла. С похвальной быстротой Сэм Бюве взял себя в руки и спросил:

- Что здесь происходит?

- Двойники пытались сбежать, - ответил второй охранник. - Не знаю, как вы их теперь различите, хотя, впрочем, это уже ваши проблемы.

Сэм Бюве просидел в своем кабинете до рассвета, размышляя над экспериментом. Вспоминая, как двойников вели по коридору, он в который уже раз удивился тому, что они почти неотличимы. Те мелочи, что отметил про себя Бюве, ему ничего не сказали. У одного из Александров проступила седина, а рубашка была заправлена в брюки, в то время как у второго она была навыпуск. Они оба улыбались, но один - весело, а второй - ехидно.

Итак, эти различия могут означать лишь одно. Двойник и оригинал – две разные личности.

Хотя бы потому, что охранник одного из них сейчас лежал без сознания, а охранник другого - мертвый, с проломленным черепом. Второй из Александров ударил прутом несколько раз. Со всего маху.

Сэм Бюве снял очки и устало протер глаза.

Нужно будет еще раз детально просмотреть записи и понять, когда сознание двойника стало приобретать самостоятельные черты. Впрочем, различия были замечены еще в самом начале, а это значит…

Это значит…

Сэм Бюве вздохнул и помассировал виски. Слишком устал. Мысли спотыкаются. Ладно. Какой все же вывод?

Вывод следующий: создать совершенно идентичных двойников невозможно. Сэм Бюве широко зевнул, кивнул сам себе и, когда мысли снова начали пробиваться сквозь пелену сонливости, принялся писать отчет.