Мерцает Крит, клубится фимиам,
и в сердце лабиринта, где-то там
нагая отдыхает Ариадна.
Дедал построил этот лабиринт;
кто заплутал – его благодари,
что с топографией здесь всё неладно.

Извилисто ветвится древний миф,
лазейки-закоулки затаив.
Сплетение путей ведёт героя
в лихое подсознание быка
и прямиком в грядущие века,
а также к самому себе порою.

Куда бы ты ни шёл, Тезей, замри.
Весь мир – музей, снаружи и внутри,
дом неразгаданных тобою знаков.
В твоей руке – наизготовку – нож,
но, замысел распутав, ты поймёшь,
что мифу нужен – не убийца, – знахарь.

Пока по катакомбам наш герой
туда-сюда ползёт, забыв покой,
вьёт Ариадна шёлковые нити
для деликатных ласк и нежных пут,
отнюдь не чтобы подсказать маршрут.
Ей нравится чудачить в лабиринте.

Порвутся эти нити, но Тезей
уже с ней спаян кое-чем прочней:
история их завязала в узел.
Сам лабиринт здесь – важное звено,
им вместе с Минотавром суждено
всегда служить источником аллюзий.

Причудливо закрученный сюжет
в свою же аллегорию продет,
как самозаглотивший уроборос,
а впрочем, летопись всё упростит:
напишут пару строк про древний Крит,
мол, тоже жили, пели и боролись.